Настоящее электронное издание подготовлено для публикации в формате HTML5 с помощью издательской платформы FlippingBook Publisher и рассчитано на последние версии популярных браузеров. Электронное издание, Петрозаводск, 2024 © В тексте использованы стихи, дневниковые записи и рисунки художника М. А. Ураева © Яна Жемойтелите © Национальная библиотека Республики Карелия
Яна Жемойтелите ПЕРИОД ПОЛУРАСПАДА Петрозаводск 2024
3 Плавленые сырки в тюбиках – это да-а, это почти пища космонавтов. Но такие сырки в жизни случались редко. Чаще на столе бывали
4 килька в томате, кабачковая икра или какаянибудь перловка с мясом из жестяной банки. И всякий раз, открывая такую банку консервным ножом, тронутым ржавчиной, отец произносил со странной радостью: – Это тебе не хухры-мухры! По ГОСТу сделано, а! И, пристально глядя на Мишу в ожидании ответа, добавлял: – Ты чего, Миха, ГОСТу не доверяешь? Миша опять молчал, потому что не знал, что же такое точно означает ГОСТ, но, наверное, что-то очень хорошее, потому что перловка с мясом была гораздо вкусней каши, которой кормили в продленке. Родители были на
5 работе с утра до самого вечера, а бабушке было некогда за ним приглядывать: она готовила, стирала и убирала, поэтому все будние дни напролет Миша проводил в школе и уроки делал там же, и ел там, в школьной столовой, все, что давали на завтрак и на обед. Мише очень нравились оладьи с повидлом, он даже по запаху в коридоре мог уловить, что сегодня в столовой оладьи, но их готовили редко. Чаще бывало пюре с котлетой и куском соленого огурца. Дома отец частенько требовал огуречный рассол и даже Мише давал попробовать со словами: «На, приучайся. Голову здорово правит». Миша рассол пригубил, но голова осталась на месте, и он очень удивился,
6 почему вдруг отцу рассол помогает, а ему нет. В столовой рассол наверняка выпивал рыжий повар с веснушчатыми руками: других мужчин в столовой не было, а женщины рассол никогда не пили, ни мама, ни бабушка. Когда дома случалась перловка с мясом, отец выковыривал ложкой содержимое банки на сковородку, остатки добывал пальцем, а потом облизывал этот палец со всех сторон. А зубы у него были железные, и Миша думал, что хорошо иметь такие железные зубы: они крепкие и не выпадают. Когда Миша вырастет, он обязательно поставит себе такие же зубы. Отец говорил, что консервов в магазине так много, потому что они входят в состав
7 солдатских сухих пайков. Это значит, что военная промышленность в СССР работает четко и никакие враги не страшны советской власти. Армию отец уважал и всякий раз, когда случалось выпить водки, рассказывал про Жуковские учения 51 года на Тоцком полигоне, когда взорвали атомную бомбу. Он тогда проходил срочную службу и радиации хватанул по самое не хочу – на этим словах отец обычно проводил по шее ребром ладони. И зубы по этой причине пришлось вставлять металлические, потому свои скоро рассыпались, и самый старший брат у Миши родился мертвый, ему даже не успели дать имя, сам Миша родился семимесячным, с мягким черепом и гидроцефалией, поэтому у
8 него теперь на лбу шрам от трепанации черепа: лишнюю жидкость пришлось откачивать. А потом младший брат Петя родился семимесячным, но живым и здоровым. – Но ничего, Миха, мы с тобой худо-бедно да живы. А мои сослуживцы в земле лежат: у кого опухоль выросла, у кого кровь поганая стала, а у кого и мутации всякие обнаружились. Сорок пять тысяч людей облучили – и взятки гладки, зато теперь на нас точно никто не нападет, зуб даю, а он у меня железный! При этом отец всегда громко хохотал, запрокидывая голову. Смех отскакивал горохом от потолка и распался по комнате.
9 Потом тыкал в Мишу пальцем и неизменно повторял: – Ты – последствие деления ядер урана. Усек? Миша не возражал. Дети ведь не возражают. Если их бьют – они плачут, а не бьют, так и ладно. А как там устроен мир и почему именно так, им еще неведомо. Вот и Миша не задумывался, почему они живут как живут: две комнаты и кухня в бараке, огромная печь, которую топили дровами, у двери умывальник, а под ним склизкое помойное ведро, которое выливали в туалет несколько раз в день. Туалет был во дворе, общий на весь барак. Колонка с водой была во дворе, воду в дом носили поочередно: отец, мама,
10 бабушка. Мишу за водой не отправляли: он был еще слишком мал ростом. Даже на физкультуре замыкал строй первоклассников и за это не любил физкультуру. У мамы с отцом была отдельная маленькая комнатка, в которой они спали, а Миша с Петей спали в гостиной вместе с бабушкой: бабушка на диване, а Миша и Петя на раскладушках. Бабушка сильно храпела и мешала им спать, но это тоже было частью жизни, как и огромный платяной шкаф, которого Миша боялся, потому что внутри, в темноте, пряталось чудовище, как и стол овальной формы, покрытый кружевной скатертью, трюмо и веерная пальма возле окошка, а еще книжная полка, часы с
11 маятником и в углу телевизор «Рекорд». «Все, как у людей», – говорила мама, хотя соседи и предупреждали ее, что «телевизер» притягивает молнии. Передачи начались в семь часов вечера. Сперва показывали местные новости, потом передачу о недостатках нашей жизни «Телевизионный фитиль», в которой разбирали всякие жалобы, а затем обязательно показывали какоенибудь кино, например, «Депутат Балтики» или «Мост Ватерлоо». Особенно пугали Мишу передачи штаба гражданской обороны. Но зато он знал, что надо делать, если взорвут атомную бомбу, как падать, поджав под себя руки, и также знал, что сено, на которое
12 попали ядовитые вещества, сжигается, а если вещества радиоактивные, – то закапывается. Сена в городе не было, лошадей держали разве что цыгане, но все равно информация была очень полезной. Телевизор отец купил с премии под новый, 1967 год. Он был слесарем высшего разряда на тракторном заводе, и вот накануне праздника принес домой огромный ящик, который водрузил на стол со словами: – Вот вам от меня подарочек. И ты, мать, не ворчи, что сильно дорого. Я бы эти деньги все равно пропил! Мама, охнув, опустилась на диван и заплакала, а Миша испугался, что отец опять что-то натворил. Только этой осенью он кого-
13 то избил по пьянке на улице, на него составили милицейский протокол за хулиганство и даже хотели судить. Но руководство завода взяло его на поруки, потому что он ходил в передовиках, к тому же пострадал от радиации в 51 году… И тут мама произнесла с улыбкой: – Теперь у нас есть телевизор. Вот! Все, как у людей. – А чего не как у людей-то? – подхватит отец. – Сегодня «Голубой огонек» посмотрим. Да, Миха? Отец обращался вроде бы к обоим братьям, но всегда как будто бы только к Мише. И от этого Миша чувствовал себя виноватым перед
14 Петей и перед отцом. Перед Петей – за то, что тот оказывался вроде как лишним. А перед отцом за то, что родился с гидроцефалией, и еще за то, что отец надеялся, что вот Миша пойдет в школу и станет отличником, потому что отличники – они все стукнутые. А Миша так и не стал отличником, хотя книжки любил и стихи здорово вслух декламировал, а вот по математике успевал плохо… Еще случилось как раз перед зимними каникулами, что они с одноклассниками репетировали новогодний утренник – стихи читали и песни распевали хором, и так долго они репетировали, что Миша не выдержал и описался. И побежал в туалет, оставляя на полу капли. И тогда все дети, которые вместе
15 с ним репетировали, сорвались с места и тоже помчались в туалет с дикими воплями: «Бей его, он обоссался!» Дома его потом сильно ругали за мокрые штаны и подштанники: «Мыла не напасешься твое ссанье отстирывать». Хорошо, что вскоре начались каникулы. Маме на заводе по случаю праздника выдали продуктовый набор для салата «Оливье» – так и сказали на профсобранье, что вот, дорогие рабочие, есть такое модное блюдо, которое подают в лучших ресторанах, и вы теперь сможете приготовить его у себя дома. Картошка, лук и соленые огурцы продаются в любом овощном магазине. А кусок колбасы, банку зеленого горошка и
16 майонез вы найдете в вашем бумажном пакете. И там же есть еще пачка индийского чая со слоником… Ну, мама приготовила «Оливье» по этому самому модному рецепту, хотя в соусе «Майонез» слегка и сомневалась: никто его никогда не пробовал, но отец прочел на этикетке, что изготовлено в соответствии с ГОСТом, значит, есть можно. Однако он ошибся: только попробовал этот «Оливье» и тут же сказал: «Фу, гадость!», а в Мишу с Петей салат с майонезом кое-как затолкали, не пропадать же добру. И вроде никто не заболел, только настроение немного испортилось.
17 Зато потом до самого конца каникул детям никто не докучал – самого утра их выпускали во двор, а там – дровяные сараи, чужие бараки у железной дороги, стройка, ручей… Бегай, прыгай, кидайся снежками – никто не одернет. Правда, если братья задерживались к обеду, бабушка выходила их искать, что, впрочем, не представляло труда: с тыльной стороны соседнего барака, на фасад которого смотрел родной подъезд, находилась «запретная зона», куда никто из местных мальчишек не смел и ногой ступить. Еще осенью во время игры в казаки-разбойники мальчишки наткнулись в том дворе на гладкий камень, напоминавший человеческий череп с двумя углублениями-глазами, и Петя
18 сказал, что этот череп лежит здесь еще со времен войны, когда в бараках располагался концлагерь, а во дворе якобы расстреливали заключенных, значит, если хорошенько поискать, можно найти и целый скелет. Но искать скелет как-то никому не захотелось, и с тех пор двор соседнего барака оказался для них закрыт. Такой же мистической силой обладали и прочие места в ближайших окрестностях, стоило только обнаружить там мертвую птицы, серую жабу, брошенного котенка или что-то иное пугающее и непонятное. Ребята из соседнего барака рассказывали страшные истории о стеклянной кукле, красных кружочках, белом пятне, черной перчатке, и
19 эти истории, нашептанные в темноте, казались еще страшнее, чем передачи о ядерной войне. Потому что война была далеко, а страшилки – вот, буквально за углом. Почему-то считалось, например, что красные вазочки в витрине магазинчика возле железной дороги выглядели так привлекательно потому, что в стекло добавляли настоящую человеческую кровь, которую вытягивали из зэков. И пьяница тетя Надя из соседнего барака стращала мальчишек, что будете хулиганить – попадете в тюрьму, и там из вас высосут кровь для вазочек. Зато в сарае хранились подшивки журнала «Огонек» конца 50-х, которые Миша читать
20 еще не мог, но с удовольствием разглядывал картинки. Особенно если на картинках были танки, пушки и автоматы. Детских книжек дома почти не было, не считая «Колобка», зачитанного и разрисованного до дыр. В детскую библиотеку за книгами родители не ходили, дома на полке стояли только «Человекамфибия» и «Война миров»: отец говорил, что ничего другого и не нужно читать. И вообще можно жизнь прожить без всяких книжек, потому что в конце все помирать, так зачем же время тратить на какое-то вранье. В книжках одно вранье, Миха, запомни! Миша запомнил, но все же решил, что когда вырастет, все равно будет читать. Потому что
21 однажды по дороге из школы слышал, как два больших парня разговаривали о какой-то книжке, в которой капитан бороздил моря на подводной лодке. Но как называется эта книжка, он побоялся спросить у больших парней. Он вообще боялся что-либо говорить вслух даже на уроке, хотя знал ответ: почемуто на глаза сами собой набегали слезы, и это было тем более стыдно, потому что мальчишкам нельзя было плакать, даже если их убивали во время игры в войнушку. Поэтому в войнушку Миша играл сам с собой: лепил из пластилина солдатиков, матросиков, сержантов, старшин, боцманов, генералов, маршалов… У каждого героя была своя биография и свой боевой путь. Однажды
22 вечером пьяный отец собрал в кулак его войско и запустил им в стенку. На стенке осталось жирное пятно, но войско Миша собрал по частям, каждого героя в отдельности, хотя глаза и застили слезы. Ему было так обидно, что он плакал до самого вечера, а потом сидел у печки в надежде, что от тепла слезу высохнут. Только они все никак не высыхали, текли и текли. Но плакать же было нельзя, тогда Миша решил выйти на улицу. Уже успело стемнеть, и слезы поэтому были не так заметны. Накинув пальтецо, Миша выскользнул на улицу и устремился к сараям, в темноту, чтобы поплакать вволю над своим разбитым войском, над тем, что от каникул осталось
23 всего дня, самый хвостик, а потом опять начнется школа, о том, что ему не разрешают завести котенка, потому что тот все углы обоссыт, как говорит бабушка: живут же люди как-то без котов, ну и мы проживем, а еще – о том, что вот он такой маленький и бессильный Миша, которого обижают все, кому не лень. Даже соседские дети слушают Мишу только тогда, если он рассказывает истории про Черную руку. А у него уже иссякли эти истории, не будешь же каждый день одно и то же рассказывать… Миша плакал сначала тихо, а потом уже в голос, широко раскрывая рот. Морозный воздух затекал в рот, в горле становилось колко и сухо, но Миша намеренно глотал холод, чтобы заболеть и
24 остаться дома, заново лепить свое пластилиновое войско и листать подшивку журнала «Огонек» с танками и ракетами. Миша заболел. Ночью температура скакнула под сорок, каждый вдох отзывался болью в правом боку, мышцы крутило, под утром начался такой изнуряющий кашель, что крохотное тельце почти выворачивало наизнанку. Детский врач, который пришел на вывоз, внимательно обследовав Мишу стетоскопом спереди и со спины, сокрушенно покачал головой: «Скорее всего воспаление легких. Вот вам направление на анализы и рентген». То и другое делали в детской поликлинике, в которую Миша вообще-то любил ходить, потому что она располагалась в
25 маленьком деревянном домике с башенкой, напоминавшем сказочной. Внутри пахло лекарствами и ходили грозные докторши в белых халатах, с высокими прическами. У Миши из пальца взяли кровь. Было немного больно, но более его мучил вопрос, куда врачи девают такое количество пробирочек с кровью. А вдруг и вправду отправляют на фабрику, на которой делают красные вазочки. Ну где-то же их должны делать! В городе такой фабрики не было, а был только тракторный завод, на котором работали родители. А еще была фабрика валяной обуви, которая производила валенки и войлочные тапочки, и родители пугали Мишу тем, что если он будет плохо учиться, в
26 будущем сможет работать только на этой фабрике, потому что с плохими оценками на тракторный завод его точно не возьмут. А тракторный завод – это о-о-о! – это сила, силища, громада и опора страны. На этих словах отец по обыкновению потрясал кулаком в воздухе, и Мише от этого становилось по-настоящему страшно, как будто сейчас его в очередной раз побьют. Завод Мишу вообще немного пугал. Недалеко от него в парке пионеров стояла облупленная статуя барабанщицы возле самых ворот. Когда ворота только построили, возле них стояло целых две скульптуры – барабанщицы и горниста. Однажды в горниста ударила молния и разрушила его.
27 Рассказывали, что барабанщица стала тосковать по своему другу горнисту. С тех пор, как только стемнеет, она ходит по парку и ищет похожего мальчика. А если найдет похожего, то превратил его в камень и поставит рядом с собой охранять вход… Анализы у Миши оказались до того плохие, что его решили положить в больницу, которая называлась «стационар», врач так и сказала строгим голосом: «В стационар!». В стационар его отвезла бабушка, которая всю дорогу, пока они ехали в автобусе, утирала глаза платочком, и Миша подозревал, что стационар – это такое место, куда детей отдают навсегда, поэтому бабушка и плачет. Он прижался к бабушке крепко, как только
28 мог, и постарался запомнить запах ее пальто. Оно пахло дымом, потому что висело не в прихожей, а в комнате возле печки. В прихожей было холодно, а у бабушки болели суставы, и она не могла надевать холодное пальто прямо с вешалки. Стационар оказался маленьким домиком в самом центре города. Миша редко выезжал в город со своей окраины, поэтому ему все было интересно и совсем не страшно. У входа в стационар росли небольшие пушистые елочки, которые Мише тут же захотелось потрогать. Но стоило только коснуться еловой ветки, как вниз обрушился целый ворох яркого пушистого снега. Мише стало смешно, но бабушка его одернула: «Не балуйся».
29 Потом она толкнула деревянную дверь с облупившейся краской, в нос дохнуло лекарствами и хлоркой. «Ну вот, Мишенька…» – бабушка начала было говорить, но так и не закончила, а только сокрушенно головой покачала. Мишу взяла за руку веселая молодая медсестра, которая велела ему снять пальто и ботинки. Одежду она отдала бабушке и дальше ее не пустила, а велела возвращаться домой. Мише в окно еще некоторое время было видно, как бабушка, переваливаясь, пересекала дорогу, потом она исчезла из виду, и на Мишу обрушилась огромная невыразимая тоска. Он только сейчас понял, что в стационаре придется провести
30 неизмеримо долгое время, которое, наверное, и называется «навсегда». Вместе с Мишей в стационар отправились его резиновый котик, плюшевый мишка и несколько пластмассовых самолетиков, которые мама купила специально, чтобы Мише было не так скучно. А его пластилиновые солдатики остались дома. Вдруг отец опять скомкает их кулаком и швырнет об стенку? Он ведь считает, что они ненастоящие, значит, с ними можно делать все что угодно. Но для Миши-то они настоящие! У каждого есть имя, фамилия, звание и своя история: боцман Топорков, боцман Зюба, радист Никитский, мл.сержант Тигр Львовский, кок Шишка Жанковский,
31 боевой волкодав Шарик… Все они остались дома, и еще неизвестно, выживут ли. Мише выдали больничную пижаму, в три раза больше него. Плечи вываливались из ворота, но медсестра сказала, что меньше размера у них просто нет, ничего, можно немного потерпеть… Потом медсестра открыла дверцу высокого белого шкафа и сказала, что Мише придется пару дней провести в изоляторе: нужно убедиться, что он не заразный. Миша с опаской шагнул в шкаф. Внутри обнаружилась небольшая комнатка с белыми стенами и кровать с очень чистым бельем. И все. Больше ничего в комнате не было. Миша спросил, а можно ли тут рисовать. Медсестра ответила, что надо
32 попросить бабушку принести альбом и карандаши. И если Миша захочет, например, апельсинов, об этом тоже надо сказать бабушке. В изоляторе, конечно, скучно, но если Миша не заразный, его очень скоро отправят болеть в общую палату, а там много детей и будет нескучно. Но пока что Мише было совсем скучно и одиноко. Маленькое окошко изолятора смотрело во двор, в котором абсолютно ничего не происходило. Миша сидел на кровати, уставившись в стенку прямо перед собой. Через некоторое время медсестра принесла ему макароны с котлетой. Миша съел. Больничная еда показалась даже вкусной по сравнению со школьной, только
33 вот было смертельно скучно – и больше никаких чувств. Миша прилег на постель, но смотреть в потолок было ничуть не веселей. Тогда он стал рассматривать трещинки в штукатурке, обнаружил кота, лошадь и еще какое-то чудовище с когтистыми лапами. За окном быстро стемнело. В соседнем доме зажглись окошки, в окнах появились люди, и Миша немного понаблюдал за чужой жизнью, потом голова его сама собой приклонилась к подушке, и он заснул или не заснул, а
34 погрузился в душное забытье. Его бросало то в жар, то в холод, кашель буквально душил, мышцы крутило. Так он промучился до глубокой ночи. Потом очнулся, присел на кровати, понял, что хочет в туалет и выскользнул из своего белого заточения в длинный сумеречный коридор. Туалет, как предупредила медсестра, находился в самом конце. Свет горел только над дверью Мишиного бокса, дальше сгущалась тьма, которую предстояло преодолеть. Миша осторожно двинулся вперед, держась за стенку, и так почему-то решил, что главное – добраться до дверей соседнего бокса: оставшееся расстояние можно одолеть в три шага. Крадучись и прислушиваясь к
35 собственным шагам, он почти достиг цели, как вдруг уловил будто бы всхлипыванья. Звуки доносились как раз из-за дверей того бокса. Миша остановился: не почудилось ли? Не почудилось: за дверью явно кто-то плакал. Миша припал ухом к двери, потом, когда любопытство одолело страх, потянул за ручку и заглянул в щелочку: на кровати сидело чтото вроде тени и горестно плакало. Миша застыл на месте, ужас пронизал его с головы до самых пяток. Он крепко зажмурился, надеясь, что когда откроет глаза, оно исчезнет. Так и вышло. Миша очнулся возле дверей соседнего бокса, в котором никого и ничего не было. Свет уличного фонаря, пробившись сквозь плотную штору, освещал
36 пустую, гладко заправленную кровать. Переведя дух, Миша осторожно затек внутрь. В боксе никого не было! Совершенно точно. Миша выскочил назад в коридор, плотно притворив за собой дверь. И, приседая и таясь, все-таки добрался до туалета, щелкнул спасительным выключателем и почти успокоился, но путь назад показался еще страшнее. Миша стремглав промчался по коридору к своему боксу, головой нырнул под одеяло и потом лежал, прислушиваясь к каждому шороху в коридоре. Утром, когда медсестра пришла измерить температуру, ночные страхи выветрились, и Миша решил, что в больнице лежать очень даже ничего. Никто на тебя не ругается, по
37 крайней мере. Напротив, все вокруг переживают, что у тебя высокая температура и в легких хрипы. Когда его перевели в общую палату, стало гораздо веселей. Миша по десять раз пересказывал истории про Черную перчатку и Красные кружочки, а еще – про мальчика, который умер в этой больнице и теперь по ночам приходит сюда плакать, потому что он совсем не хотел умирать. Одно дело на войне умереть – это не так обидно. И совсем другое дело – умереть в больнице от какой-то там температуры. А тут еще строгая врачиха, которую абсолютно все боялись, припугнула: если не будете лекарства пить, помрете все как один, поняли меня? Миша понял. Он
38 вообще не умел сопротивляться обстоятельствам, а только пытался приспособиться. Вот и теперь, когда бабушка передала ему альбом и карандаши, Миша нарисовал сперва Черную перчатку, потом Красные кружочки, а потом и мальчика, который умер и теперь бродит тенью по детской больнице. Парни смотрели и говорили: «Ух ты!», и тогда Миша нарисовал портреты всех, кто лежал с ним в одной палате. И веселую медсестру нарисовал, и даже уборщицу тетю Катю. Только строгую врачиху Галину Октябревну рисовать не стал, потому что боялся. Ее все боялись. А она сама случайно увидела рисунки и сказала: «Мишенька, а что же ты меня не нарисуешь?»
39 Миша вздохнул, но все же нарисовал. Врач получилась очень некрасивая, толстая, с густыми бровями и редкими усиками, в общем, какая есть. А она посмотрела на рисунок и сказала: – Мишенька, ты настоящий художник. Ты ходишь в художественную школу? – Нет. – Тогда тебе обязательно надо туда записаться. А что это за история про мальчика, который у нас якобы умер? – Так это… Он однажды ночью в боксе сидел и плакал. Я сам видел, когда шел в туалет. А потом еще раз посмотрел – его уже не было.
40 – А как же он в боксе сидел, когда он уже умер? – не понимала Галина Октябревна. – Ну так это его привидение сидело. А сам мальчик умер. – И приведение плакало? Почему? – Потому что в боксе скучно, и нет игрушек. Можно, я этому мальчику мишку в боксе оставлю? – И тебе не жалко оставить здесь своего мишку? – Жалко. Но у меня дома еще есть игрушки и солдатики. А у этого мальчика ничего нет. – Хорошо, Миша. Ты очень добрый мальчик. Пойдем-ка вместе в этот бокс, оставим мальчику игрушку, – Галина Октябревна взяла
41 Мишу за руку и вывела в коридор. И пока они шли по направлению к заветному боксу, Миша размышлял, что вот у Галины Октябревны зубы тоже не свои, а золотые. И это даже красивее, чем железные, но, наверное, гораздо дороже. Галина Октябревна уже пожилая, она всю жизнь работала, чтобы вставить себе такие зубы… – Ну вот, – врачиха распахнула дверь в бокс. – Смотри, Миша, тут никого нет. – Я знаю, что его тут нет. Он только ночью бывает. – Ладно, я поняла. Положи своего мишку на кровать, и мы посмотрим, заберет ли его мальчик. Хорошо?
42 – Да, – ответил Миша и аккуратно уложил мишку на кровать. Вечером Миша, задержавшись в коридоре после процедур, – там на стенке висел большой плакат с картинками про глистов, кто такие глисты, как попадают внутрь и как можно от них избавиться – Миша случайно подслушал разговор медсестер, которые обсуждали, что этот с гидроцефалией-то совсем того, привидений по ночам ловит, а завтра к нему психиатр придет проверить, не шиза ли. Миша осторожно, по стеночке добрался до своей палаты, только чтобы никто его не заметил, и сидел тихо до самого отбоя.
43 А назавтра его вызвали на пост, там сидел какой-то дядька в очках, у которого обильно росли волосы даже в носу. Дядька говорил очень громко, и если при нем говорил еще кто-то другое, то не давал тому говорить, а продолжал свое. Дядька, которого звали Авнель Исакович (Миша тут же про себя прозвал его Гавнель Исакович), долго и тщательно расспрашивал Мишу, сколько ему лет, где он живет, в какой школе учится, кто его родители, как пишется слово «колбаса» и что Миша ест на завтрак, потом показывал какие-то размытые картинки, которые напоминали то бабочку, то снеговика, потом барабанил по столку короткими волосатыми пальцами и что-то записывал в тетрадку.
44 Миша, удостоверившись, что ничего страшного не происходит, потерял к Гавнелю Исаковичу интерес и принялся разглядывать ворон, которые дрались во дворе из-за корки хлеба. По пути в палату Миша слышал, как Гавнель Исакович громко ругался на посту, что за привычка вызывать его по всякой ерунде, мало ли что там дети насочиняют, вы мне еще расскажите про Черную перчатку и Красные кружочки. Миша удивился: он и не знал, что взрослые тоже рассказывают друг другу такие истории. На всякий случай он еще заглянул в пустой бокс. Его мишка по-прежнему лежал на кровати и выглядел чрезвычайно одиноким и покинутым. Ночью за ним так
45 никто и не пришел. Тогда Миша решил забрать мишку из бокса, раз уж так получилось. Через два дня его выписали. Вместе с ним выписали в абсолютно здоровом виде резинового котика и весьма потрепанного мишку. Самолетики вернулись домой далеко не все. 2. – Какой будет окончательный диагноз? Олигофрения? – уточнила врач, которая вела запись на этой самой медико-педагогической комиссии. Миша точно не знал, что такое олигофрения, как и затруднялся применить к себе другие
46 сложные слова, которые услышал на этой самой комиссии типа «патология головного мозга, неспособность к социальной адаптации» и т.д. Когда после больницы он вернулся в школу, уже весна проникала в окошки класса манящими лучами. Лучи высвечивали правила октябрят, развешанные на стенке, и картинку с веселым школьником, который заявлял, что таблицу умножения выучил на пять. Миша тоже выучил с горем пополам таблицу умножения, но вот как умножать и делить в столбик, он так и не понял, потому что два месяца провел в больнице, и за все контрольные по математике получал твердые двойки. А это, со слов учительницы Зинаиды
47 Константиновны, означало, что у Миши напрочь отсутствует абстрактное мышление, то есть категорически не может себе представить, что из пункта А в пункт Б вышел некий поезд… Нет, вообще-то Миша прекрасно представлял себе, как от вокзала отчаливает этой скорый курьерский, такой темнозеленый, пыльный, пахнущий мазутом или чем-то еще тяжелым, чем там теперь эти поезда заправляют. Вот он мчится вперед на всех парах, возвещая о своем приближении пронзительным гудком, похожим на отчаянный крик обреченного. И вовсе не напрасно он кричит, предчувствуя, что всего через пару минут сойдет с рельсов из-за
48 брошенных поперек дороги велосипедов, дефектного семафора или пьянства машиниста (наверняка среди машинистов тоже есть пьяницы, по Мишиным наблюдениям, они вообще встречаются среди всех профессий). И Мише уже хочется бежать наперерез этому составу с криком: «Остановись!»... Именно поэтому его совершенно не волнует скорость курьерского поезда и время нахождения в пути, потому что в конечном итоге никто никуда не приехал, а пассажиры вываливались из раскуроченного вагона прямо на рельсы.
49 Он, конечно, об этом никому не рассказывал, но решать подобные задачи отказывался. Ему так представлялось, что если он так и не вычислит скорость этого поезда, не найдет правильного ответа, то и аварии не путях не случится. И одновременно Миша понимал, что он попросту не умеет считать в столбик, но никто и не предлагал заниматься с ним отдельно, подтянуть по математике, а всем было
50 наплевать, умеет он или не умеет считать в столбик, и Миша думал, что, может, оно и ничего. Стихи, вон, он с первого раза наизусть запоминает и изложение написал лучше всех в классе. Подумаешь, какой-то там курьерский поезд. Однако Зинаида Константиновна была непреклонна: Миша родился с гидроцефалией, абстрактного мышления у него нет, считать не умеет и, кажется, вообще не понимает, что такое математика. Зачем нашей школе такой ученик? Да и в классе его не любят, можно было бы, так давно бы побили, а так старшие мальчишки просто дразнят его девяносто вторым элементом. Всем давно известно, что Миша слегка того.
avtor.karelia.ruRkJQdWJsaXNoZXIy ODE3NTM=