239 его увели, взяли с собой в другую жизнь. Он переживал жесточайшую муку из мук. Однако единственные сексуальные отношения, которые представлялись ему, – это лететь вперед на двух жеребцах, как в Гражданскую, как некогда летели в атаку тела, затянутые в плотные кожаные тужурки, в буденовских шлемах. Стоило подумать о сексе, как ему сразу вспоминался Корчагин. Для секса Миша ощущал себя слишком красным, слишком советским человеком, и все же внутри него сидел дикий животный голод, заставлявший его «марать бумагу», как выражался отец, то есть высказывать себя красками, линиями, точками, странными знаками, которые он сам себе не умел объяснить…
RkJQdWJsaXNoZXIy ODE3NTM=