Анна Тиллес. Советы матушки Ихуолы

1 Петрозаводск 2021 1 Петрозаводск 2021 1 Петрозаводск 2021

УДК 821.161.1-93 ББК 84(2Рос.Кар=411.2)6-45 Т 40 ISBN 978-5-91997-404-8 © Тиллес, А., текст, 2021 © Горшкова, М., иллюстрации, 2021 Художник-иллюстратор Марина Горшкова

3 ПРИСКАЗКА - 5 Глава 1. ЛЕНИВЫЕ СЫНОВЬЯ - 7 Глава 2. ВСТРЕЧА С РУСАЛКОЙ ИМПИ - 13 Глава 3. СОВЕТЫ МАТУШКИ ИХУОЛЫ - 17 Глава 4. СКАЗКА О ДЕРЕВЕНСКОМ КУЗНЕЦЕ - 22 Глава 5. ВСТРЕЧА С ЖЕЛЕЗНОЙ ЕЛЬЮ - 27 Глава 6. КАК ОЙВО И ТОЙВО РЫБАЦКИЕ СНАСТИ ВЯЗАЛИ - 31 Глава 7. ВСТРЕЧА С ХИТРЫМ КЕХНЕ - 34 Глава 8. ПУТЕШЕСТВИЕ В ЗЕМЛЮ БОЛЬШОЙ КАМЕННОЙ ПОДКОВЫ - 42 Глава 9. КАК ОЙВО И ТОЙВО ГРАНАТ-КАМЕНЬ ОТЫСКАЛИ - 52 Глава 10. СКАЗКА О РЫБАЦКИХ ВЁСЛАХ - 55 Глава 11. ПРИКЛЮЧЕНИЯ БРАТЬЕВ В СТУДЁНОМ МОРЕ - 62 Глава 12. ВСТРЕЧА С ТЁТУШКОЙ СЁМГОЙ - 68 Глава 13. НОВАЯ ВСТРЕЧА С РУСАЛКОЙ ИМПИ - 72 Глава 14. РАЗГОВОР В ИЗБЕ МАТУШКИ ИХУОЛЫ - 78 СЛОВАРИК ИНТЕРЕСНЫХ СЛОВ - 81

5 Далеко-далеко на севере, в глубине карельского леса притаилась старая избушка. Её бревенчатые стены от времени потемнели, лес одел крышу в мягкий мох, а ветра пропитали избушку запахами северной земли. Одна её стена пахнет морем, вторая – лесом, третья – болотом лесным, а четвертая хранит память о людях, что приходили сюда на ночлег. Всякому путнику избушка даёт кров, мягкую перину и горячий ячменный кофе. О её гостеприимстве знают все окрестные охотники и рыболовы. О нём знали их деды и прадеды, захаживая сюда ещё в те далёкие времена, когда земля эта звалась Похьёла. Бывало, придут уставшие путники, скинут одежду тяжёлую, поужинают, разомлеют от тепла печного, возьмут в руки кантеле старинное и начинают сказки сказывать под звуки его струн. Сказывать сказки под звуки кантеле повелось ещё с тех давних времён, когда старец Вяйнемёйнен жил на этой земле и пел здесь свои руны. Запахи в избушке вкусные стоят: травкой лечебной пахнет, да грибами сушёными, а ежели печку натопить, то и запах багульника болотного можно уловить. Пьянит запах багульника, голова тяжёлая становится, смыкаются веки и засыпают путники крепким сном. Как гости уснут, объявится в избушке хозяюшка – старая мышь Ловхи. Помнит Ловхи ещё те времена, когда жила она в доме матушки Ихуолы, в труде ей помогала, в горе слёзы вытирала, а по праздникам весёлые танцы танцевала. А уж рукодельница какая! Нити тончайшие плела, узоры затейливые вышивала. Бывало, сядет матушка Ихуола одежду шить, да и отдаст отрезы полотна Ловхи. А та не растеряется!

6 Такой сарафан себе справит, что любая девица позавидует. С тех пор много лет прошло, много зим пролетело и пошло в народе поверье: если хозяйка избушки вышла к гостям – жди перемен в жизни. А уж хороших или плохих перемен, про то только Ловхи известно. В ожидании уставших путников печь натопит, стол соберёт, да и спрячется в свой кут. Возьмёт вышивание, сидит тихо и сказки слушает, что гости рассказывают. Как заснут они, соберёт Ловхи сказки и в перину сложит. Много сказок собрано в перине той, много историй живёт в старой избушке. Слушай и засыпай.

7 Жил на земле Похьёлы Урхо с женой Хилмой. Трудолюбивые были, работали много, на трудности не роптали. Трудами своими дом большой справили, баньку поставили, поле возделали, ячмень да рожь сеяли. Урхо лодку добротную смастерил, чтобы в море за рыбой ходить. И жена ему в помощь: лён пряла, ткани ткала, за скотиной ходила. Много было у Хилмы забот, ведь муж в море надолго уходил, а хозяйство не малое нажили. Когда весть пришла, что детки у них родятся – обрадовались Урхо с Хилмой! Пока маленькими будут – радость родителям, а вырастут – помощь на старости будет. Так в надеждах и жили. Когда время пришло, родились у них мальчишки-близняшки. Уж так похожи были меж собой, что Урхо поначалу думал, что болезнь у него глазная приключилась. Посмотрит на ребятишек, и будто в глазах двоится. Потому и имена им похожие дали: Ойво и Тойво.

8 Родители в сыновьях души не чаяли, от всех домашних забот берегли. Хилма калитки напечёт – им порумянее, да побольше положит. Ночи напролёт полотно тонкое ткёт на рубашки мальчишкам, да украшает их узорами обережными, чтобы беда сыновей не настигла. Урхо кантеле смастерил – пусть поют, да играют на радость родителям. В трудах и заботах время быстро летит. Сыновья бойко подрастали, красавцами первыми стали. А уж артисты какие! Ойво песни поёт, Тойво на кантеле играет. Заслушаешься, закачаешься от их песен! «Пора сыновей к хозяйству приобщать, чтобы труды свои разделить меж ними», – подумал Урхо и однажды утром позвал сыновей. – Ойво! Тойво! Собирайтесь – в море пойдём! Рыбы наловим, мать калакейтто сварит. Вышли сыновья с отцом на берег моря. Ветер солёный до косточек продувает, волна брызгами ледяными лицо обжигает. Поёжился Ойво и говорит: – Отец! Не могу я в холодное море идти, ветром ледяным дышать, да голос свой звонкий портить. Заберёт море мой голос, как петь я буду? Ничего не ответил Урхо. Промолчал. – Тойво, сынок! Помоги мне лодку в море столкнуть. Посмотрел Тойво на лодку отцовскую, потом на руки свои и говорит: – Отец, не могу я лодку своими руками толкать. Пальцы мои болеть начнут, как тогда играть на кантеле буду? Ничего не ответил Урхо, промолчал. Толкнул свою лодку, взял весло, невод и ушёл в море один. Вернулись сыновья домой, а мать их спрашивает: – Почему с отцом в море не ушли? Почему вернулись? – Не для моря ты нас растила, матушка! – отвечают сыновья. Ничего не ответила Хилма, только вздохнула и пошла хлопотать по хозяйству.

6 9

10 Возвращается Урхо из моря. Мать просит сыновей: – Ойво! Тойво! Берите коробы и бегите отца встречать! Помогите ему улов, да невод тяжёлый домой принести! Подхватили сыновья коробы из бересты плетёные и побежали к морю. Отец лодку на берег вытащил, рыбу и невод тяжёлый в коробы сложил, просит сыновей: – Берите коробы, да к дому несите! Взялись сыновья за коробы. А они тяжёлые, рыбы в них много, да и невод, морской водой напитанный, не легче. – Не можем мы, отец, коробы эти нести. Руки наши болеть будут, спина сгорбится, стать свою потеряем! Ничего не ответил Урхо, промолчал. Сам взял коробы тяжёлые и к дому принёс. Мать, завидев это, спрашивает сыновей: – Что ж вы тяжёлые коробы не принесли? – Не для тяжестей ты нас растила, матушка! – отвечают сыновья. – Ну, раз тяжести носить не можете, пойдите невод расправьте, да сушиться развесьте. Взялись братья за невод, да только запутали его, а кое-где и порвали. Увидела Хилма, что сыновья невод испортили, призадумалась сильно. Поздно вечером, когда Ойво и Тойво уснули крепким сном, Урхо с Хилмой долго решали, как им быть. Старость приближается, а помощников они не вырастили. Думали-думали и решили за советом к мудрой Ихуоле сходить. Народ окрестный её ласково матушкой величает. Ежели заболеет кто – вылечит, в голодный год мукой поделится, работный люд не обижает, а коли беда приключится – поможет. Как решили, так и сделали. Встали рано утром и пошли за советом к матушке Ихуоле. Подходят к дому её, а она на пороге их встречает: – Знала я, что придёте ко мне. Ежели бы раньше пришли, пока Ойво и Тойво на детских саночках катались, помощь моя была бы только советом. Но упустили вы время. Глаза ваши только красоту сыновью

11 видели, сердца ваши только об их потребностях болели. Теперь труднее будет вам помочь. Ежели готовы вы к испытаниям – исправят сыновья свою судьбу. А если нет – встречайте старость свою без помощников. Тревога поселилась в сердцах родительских, да делать нечего. – Нет у нас выбора, матушка Ихуола. Готовы мы к испытаниям твоим. Научи, что нам делать? Повела их матушка Ихуола в амбар. Стоит в амбаре большой мешок. – Возьми, Урхо, этот мешок и неси домой. А тебе, Хилма, дам я два покрывала. Вечером, как спать сыновья лягут, накройте их ими. Окутает Ойво и Тойво крепкий сон. Как заснут – отнесите сыновей в лодку, положите туда мешок и пустите лодку в озеро. Домой возвращайтесь и не печальтесь о сыновьях. – В чём же наше испытание? – спрашивают матушку Ихуолу родители. – Испытание ваше самое трудное – ждать своих сыновей и на судьбу не роптать. Взвалил Урхо мешок на плечи, взяла Хилма покрывала и пошли они домой. Вечером сделали всё, как матушка Ихуола велела: спящих

12 сыновей отнесли в лодку, положили туда мешок, оттолкнули лодку от берега и поплыла она в открытое озеро. Вернулись домой. Плачет Хилма, молчит Урхо, да делать нечего. Смирились они со своей судьбой и стали жить дальше, сыновей дожидаться.

13 Много дней плыла лодка, много рек и озёр прошла, и, наконец, пристала к берегу. Очнулись братья от сна долгого, а вместо перины – доски деревянные бока мнут, вместо запаха горячих матушкиных сканцев – запах озёрной воды, вместо потолка родительского дома – небо голубое. Вскочили братья, по сторонам озираются и спросонок понять не могут, где они и почему лодка стала им постелью? Тут озёрная гладь заволновалась, лодка плавно закачалась, жёлтые кувшинки стали раскрывать свои головки и поплыл над озером их сладкий аромат. Видят братья – сидит на листе кувшинки русалка красоты невиданной. Белокурые волосы её по воде стелются, на шее жемчуга переливаются. Склонила русалка голову к цветку кувшинки, зачерпнула росу утреннюю, умыла лицо белое – румянец на щеках заиграл. Дивятся братья чуду такому. Посмотрела на них русалка и говорит: – Вот и свиделась я с вами, Ойво и Тойво. Много слышала о вас. Люди говорят, что песни петь вы умельцы, да на кантеле играть горазды. Ну так спойте мне, порадуйте умениями своими. Оробели братья, русалку испугались. В народе говорят, что в русалок утопленницы превращаются. Встретишь её – быть беде. Не отпустит она, в воду за собой утащит. У Ойво от страха голос пропал, слова сказать не может. У Тойво по рукам холодок побежал, оцепенели руки. А русалка смеётся, да так переливисто, что стелется смех её по глади озёрной и эхом растекается по лесам окрестным.

14

15 – Ну, что ж вы испугались-то так, словно дети малые? В гости ко мне пришли, а не здороваетесь, просьбу красавицы Импи исполнять не торопитесь. Коли возьму я гребень серебряный в руки, да волосы свои начну расчёсывать от скуки – не вернётесь тогда в свои края северные. Останетесь со мной навсегда. Услышав имя Импи удивились братья. Как они оказались в южной стороне, в Русалкином заливе? Говорит им красавица Импи: – Много лодок рыбацких по Ладоге ходит, много рыбаков в залив заглядывают. Да некогда им на красоту мою любоваться. Рыбу ловить – тяжёлый труд. А красота моя расцветает, если глаз чужой видит её и восхищается. Вот и попросила я матушку Ихуолу помочь мне красоту свою сохранить, отправить ко мне молодых красавцев, у которых есть время любоваться мной. Тех, кто рыбу не ловит, на охоту не ходит, поле не пашет. Пусть развлекают меня, да любуются красотой моей. Доставай, Тойво, кантеле! Начинай, Ойво, песни петь! Обрадовались братья просьбе такой. Они с малых лет знали, что родились для песен и музыки, а не для тяжёлого труда, который красоту забирает, молодости лишает, здоровье отнимает. Огляделись вокруг, да не увидели кантеле. Нет кантеле в лодке, лишь мешок большой стоит. Только взялись они за мешок и вдруг видят, как стая рыбок серебряных большой лист кувшинки к лодке толкает, а на листе том кантеле лежит красоты необыкновенной: короб его из ольхи сделан, расписан узорами красными, колки жемчужные, струны тончайшие из волоса конского сделаны. Подхватил Тойво кантеле, и стали братья песни петь, красавицу- русалку развлекать. Смеётся русалка, с каждой песней всё краше становится, да братьев нахваливает. Братья смотрят на неё, как заворожённые, и думают: «Вот она, жизнь красивая! И глазам услада, и похвалы хоть отбавляй, и песни можно вдоволь петь!» Время быстро летело, да за ним и не смотрел никто. День поют братья, второй, третий. Не едят, не пьют. Только остановятся – русалка за гребень свой серебряный берётся, того и гляди волосы расчёсывать начнёт.

16 Братья, видя это, дальше поют, не останавливаются. И вот закончились у них песни, да порвались струны на кантеле. «Что же нам делать?» – думают братья. А Импи им подсказывает: – Открой, Ойво, мешок, который в лодке лежит! Возьми из него песни и пой дальше. Уж больно твой голос красив! А ты, Тойво, возьми прядь моих волос – будут у кантеле струны новые! – сказала Импи и протянула Тойво пять своих волосков шелковистых. Открыл Ойво мешок, а в нём столько песен, что жизни не хватит, чтобы все их спеть. Натянул Тойво струны новые, да такие прочные, что всю жизнь можно на кантеле играть – не порвутся те струны. До тех пор играл Тойво, пока пальцы силу не потеряли. До тех пор пел песни Ойво, пока голос не ослаб. Выпало кантеле из рук Тойво, потерял голос Ойво. Тишина воцарилась над озером. Огляделись братья по сторонам – нет русалки, только волна бьёт о борт лодки. Без сил упали они, накрылись покрывалами, которые на дне лодки лежали, и уснули долгим сном. Набежала волна, сняла лодку с берега, и поплыла лодка с братьями в родную сторону, в северную землю Похьёлы.

17 Много дней плыла лодка на север, много рек и озёр прошла и пристала к родительскому берегу. Очнулись братья от глубокого сна, с великим трудом поднялись и вышли из лодки на берег. Ноги не держат, руки не поднимаются, во всём теле ломота болезненная. Взглянули они друг на друга и горько заплакали. Не увидел Ойво красавца брата, не увидел Тойво красивую свою копию. Превратились братья в стариков немощных. Все силы забрала у них весёлая красавица Импи, все соки жизненные, что так бурно по жилам их бежали. Посмотрели они вокруг и видят – идёт вдоль берега мать. То в одну сторону посмотрит, то в другую. Вглядывается Хилма в даль озёрную, слёзы вытирает. Давно не обнимала она своих сыновей, только речи рыбацкие слышала. Сказывали рыбаки, будто видели их на Ладоге, что пленила их русалка Импи и от себя не отпускает. Хотел Урхо отправиться за сыновьями своими, чтобы из беды их выручить, да наказ матушки Ихуолы камнем на дороге встал. Не посмел он ослушаться её совета. Так и жили Урхо с Хилмой в ожидании. Увидела Хилма лодку на берегу, узнала её. Да и как не узнать, ведь она руками мужа сделана. Рядом с лодкой два старика стоят и от ветра качаются. Подошла Хилма к старикам, а они лица свои от неё прячут, глаза в землю опустили. Да как скроешься от материнского сердца? Узнала Хилма в стариках ветхих сыновей своих! Руки к ним протянула, к груди прижала, в дом привела, в красный угол посадила. Хлопочет вокруг них и будто не замечает, что сыновья в стариков немощных превратились. Задумался Урхо: «Неужто это и есть та помощь, что матушкой

18

19 Ихуолой обещана была? Да какая ж это помощь? Как нам жить-то теперь?» Рано утром, пока все спали, пошёл Урхо к матушке Ихуоле. Птицы вокруг него щебечут, а он не слышит. Рыба в реке плещется, а он не видит. Лиса дорогу перебегает – не до лисы ему. Море холодное поселилось в душе его, камнями прибрежными грудь сдавило. Не видит Урхо рассвета ясного, будто он в тайге дремучей заплутал и выйти не может. Пришёл он к дому матушки Ихуолы, а она на пороге его встречает и спрашивает: – Скажи мне, Урхо, какая из дорог тебе легче показалась? Та, по которой ты тяжёлый мешок от меня нёс, или та, по которой ты с тяжёлыми мыслями ко мне вернулся? – Ты и сама ответ мой знаешь, так чего же спрашиваешь? С мешком твоим дорога легче была, да погубил сыновей моих мешок этот, здоровье у них забрал и забот нам на старости прибавил. Отвечает ему Ихуола: – Мешок тот не я собирала. Это ты сам, своими руками с самого рождения сыновей мешок тот праздностью набивал. А Хилма, жена твоя, покрывала для них ткала из любви своей безоглядной, которая закрывает их от всех невзгод. Накрыла она сыновей своими обережными покрывалами, и не поняли они, куда их лодка несёт. Дал ты им мешок праздности – вот и утопили они жизнь свою в празднике, потому как другой жизни они и не знали. Не научил ты сыновей лодку шить, не научил невод вязать, не научил рыбу ловить, не научил в море студёное ходить и с волнами справляться. Не вырастил ты из них мужей, детьми малыми оставил. Не покрывала обережные нужно было Хилме ткать, а рукавицы сыновьям крепкие шить. Чтобы могли топор держать, землю пахать, да неводы тяжёлые тянуть. Опешил Урхо от речей таких, а возразить-то и нечего. Права матушка Ихуола. Да только легче ли ему от правды её? – Знаю, что тяжелы мои речи, Урхо. Знаю, как тяжело Хилме слёзы свои прятать, глядя на сыновей. Но полпути – не вся дорога! Слушай

20 меня внимательно. Быть твоим сыновьям стариками, пока их молодость схоронена на дне Русалкиного залива. Если смогут они достать её оттуда – вернут себе облик молодецкий, а если не смогут – навсегда стариками останутся! – Да как же им в Русалкин залив идти, да молодость свою возвращать, ежели они на ногах стоять не могут, от слабого ветерка качаются? Отвечает матушка Ихуола: – Поздним вечером отведи сыновей в баню. Веником свежим попарь, похлещи их, да по сильнее! Дам я тебе соль-морянку, моими словами заговорённую. Растворишь её в водице банной. Как напаришь сыновей – окати их водой солёной, после надень на них рубахи полотна грубого. От рубах этих тела их обветшалые упругость начнут набирать. Как сон их одолевать станет – положите их спать на лежанку из стружки можжевеловой. Стружка эта и костям здоровья добавит, и дух восстановит. Да не забудь, что после бани сыновья ни одним словом не должны обмолвиться до самого утра. Утром отведёшь их к железной ели, – продолжает матушка Ихуола. – В стволе у той ели есть источник с водой целебной. Вода эта железом богата. Она силы им даст, чтобы с испытаниями справиться. – Да как же мне найти эту ель? – спрашивает Урхо. – Много о ней люди говорят, да встречали не многие. – А ты иди и ногам своим не противься. У тебя в ели той надобность большая, а потому ноги сами к ней дорогу найдут. Как сделаешь всё, о чём я сказала, работу сыновьям задай: пусть неводы, да мережи вяжут, лодку шьют, да на этой лодке пусть в море выйдут, рыбы в дом принесут. Сам работы не касайся! Ойво и Тойво своими руками должны жизнь свою исправить! Как поймёшь, что готовы они в Ладогу идти, отправляй их в Русалкин залив и не печалься. А чтобы вам с Хилмой было легче испытания пройти – пошлю с тобой свою помощницу. Она и в хозяйстве поможет, и утешит в трудную минуту, и совет мудрый даст! Хлопнула матушка Ихуола в ладоши и появилась мышка Ловхи. Шёрстка серая, да мягкая, на солнце переливается. Сарафан складками

21 по ветру гуляет, передник вышивкой красной расшит. Взяла Ихуола мышку на руки и советы ей нашептывает. Ловхи советы собирает, да в кармашек передничка прячет, чтобы советы не растерять и в нужную минуту ими поделиться. Взял Урхо мышку и отправился с ней домой.

22 Вернулся Урхо домой, рассказал жене своей Хилме о словах матушки Ихуолы. Опечалилась Хилма. Не думала она, что сыновьям вновь предстоит дорога в Ладогу, в Русалкин залив. А Ловхи и говорит: – Послушай матушку Ихуолу! Сделай так, как она сказала, а я вам помогу с испытаниями справиться! У Хилмы от чуда такого неожиданного слеза забыла по щеке скатиться. Да где ж это видано, чтобы мышь человека поучала?! А Ловхи слезу Хилмы смахнула, достала из передничка совет матушки Ихуолы и тихонько ей в ухо вложила. Выслушала Хилма совет, успокоилась. Вечером натопил Урхо баньку, паром горячим её наполнил, да сыновей в той баньке крепко напарил. После окатил их водой солёной, дал сыновьям рубахи грубые льняные, квасом напоил и до утра слово молвить запретил. Как уснули сыновья на лежанке из стружки можжевеловой, подбежала к нему Ловхи и говорит: – Сплети мне, Урхо, два туеска берестяных, да крышечки к ним сделай поплотнее. Нужда в них завтра будет большая. Подивится Урхо просьбе такой, но туески берестяные сплёл. Авось и впрямь нужность в них имеется. Утром проснулись Ойво и Тойво ни свет, ни заря. Хилма у печи хлопочет, Урхо в лес собирается, Ловхи туески новенькие рассматривает. Сделали братья шаг по избе, второй шагнули и почувствовали лёгкость в теле, да крепость в ногах. Радостью наполнились их сердца. – Может помощь нужна, отец? – спрашивают сыновья. – Помощники вы ещё никудышные, – отвечает Урхо. – Силёнок у

23 вас маловато. Собирайтесь в дорогу, пойдём искать ель железную с источником целебным. – Да разве бывают ели железными? – удивились братья. Помолчал Урхо, задумался, присел на лавку и рассказал сыновьям историю железной ели, что от глаз людских сокрыта в чаще лесной, непролазной. – Давным-давно это было. Жил в наших краях кузнец. Умелец был отменный. Всё мог сделать: и утварь домашнюю, и плуг с сохой, и подковы знатные ковал. Жена у него красавица была, да строптива не в меру. Что не сделает кузнец – всё ей неладно. – Для чужих людей день и ночь в кузне стучишь, а для родной жены секерё не сделаешь, – упрекала она мужа. – Не шуми, жена! Будет тебе секерё! – отвечал ей кузнец. – Простое-то мне не надобно! – продолжала ворчать на кузнеца жена. – Сделай мне такое, чтобы в тёмное время светилось оно светом переливчатым всем на загляденье! Пошёл кузнец в кузницу, взял медь и выковал из неё ажурное секерё тончайшей ковки. Принёс его жене, а она и глядеть на подарок не хочет: – Медным секерё никого не удивишь! Оно блестит, да не светится! – сказала, как отрезала. Вздохнул кузнец и вернулся в свою кузницу. Взял серебро и выковал из него секерё краше медного. Принёс жене, но опять не угодил: – Не хочу серебряное секерё! – говорит. – Не светится оно в темноте светом переливчатым! Огорчился кузнец, что не может жену свою порадовать, и лунной ночью пошёл на берег озера. Сидит на берегу, смотрит на гладь озёрную, думает, как жене своей угодить. И заметил кузнец, что от лунного света озёрная гладь во тьме блестит, переливается, словно дразнит его. Тогда решил кузнец, что нужен ему кусочек луны, чтобы секерё из него выковать жене на радость и людям на загляденье. Да как достать луну? Думал-думал кузнец и решил выковать высокую ель, чтобы макушка её до луны доставала.

24

25 Как решил, так и сделал. Утром взвалил свою кузницу на спину и отправился в лес. Долго ли коротко работал кузнец в лесу и выковал высокую ель. Загнал её ствол в землю, да сил лезть на вершину уже не было. И решил кузнец передохнуть. Сел под ель, да и уснул крепким сном. Уж сколько спал кузнец, то мне не ведомо, а только люди говорят, что, когда он проснулся, ель в земле прижилась, корни пустила, шишками железными обросла и стала в три раза выше прежнего. Увидел кузнец ель и ахнул: «Как же мне на высоту такую забраться? Здесь даже моих сил не хватит». Зашумела ель могучая, зазвенела шишками железными и говорит: – Помогу я тебе, кузнец! Пока ты спал, корни мои глубоко в землю ушли, водицы много из земли взяли и напоили меня вдоволь. Вода, что в стволе моём течёт, большую силу имеет. Сделай отверстие, набери водицы, да выпей не мешкая. Она вернёт тебе силы утраченные. Сделал кузнец так, как ель ему велела, выпил водицы из ствола и обрёл силу больше прежней. Залез на самую верхушку, достал кусочек луны, выковал из него секерё красоты невиданной, взвалил кузницу на плечи и пошёл домой. Зашумела ель железная, замахала вслед кузнецу ветвями могучими и говорит: – Прощай, кузнец! Ежели трудно станет – приходи! Я тебе помогу. Но не топчи дорогу ко мне ради прихотей жены своей, иначе не вернёшься ты больше в свой дом. Пришёл кузнец к жене, протянул ей лунное секерё, и ахнуть бы жене от красоты невиданной, да опять муж не угодил: – Уж, коли луну смог достать, так чего же звезду заодно не взял? – ругала она кузнеца. – Со звездой-то секерё красивее было бы! Задумался кузнец: «А ведь права жена! Чего это я растерялся? Звёзды-то совсем близко были, да не подумал я о них. Пойду к железной ели, заберусь на небо, достану звезду и украшу ею лунное секерё». Как решил, так и сделал. Пошёл кузнец к ели железной, да позабыл слова её, что вслед сказаны были. – И что ж стало с кузнецом? – спрашивают братья.

26 – Люди сказывали, что пожалела ель кузнеца, ведь без звезды не было ему пути домой. Помогла ему в небо добраться, да только не вернулся кузнец на землю. Найдя одну звезду, он пошёл за другой, а потом за третьей… С тех пор бросает кузнец звёзды с неба своей жене-красавице, да сам не может домой вернуться.

27 Закончив рассказ, повел Урхо сыновей в лес и Ловхи с собой прихватил. Долго ли коротко шли они по лесу, день к закату клонится, солнце северное красным золотом по еловым верхушкам рассыпается, белая ночь на лес опускается. Вдруг видит Урхо ель железную. Ствол её в два обхвата шириной, макушка небо подпирает, ветви на три аршина раскинулись. Иголки на ветвях железные, шишки железными чешуйками покрыты. Обошли братья вокруг ели и видят, что из ствола её вода сочится капельками малыми и редкими. – Как-же нам капли эти собрать? – спрашивает Ойво. А Ловхи тут как тут, протягивает братьям два туеска. Смотрят братья на туески и дивятся малости их. Каждый туесок размером в четверть ладони. – Такими туесками воды не напиться, – посетовал Тойво. – Вода эта железистая не жажду утоляет, а силы возвращает, – говорит Ловхи. – Её ель корнями своими по каплям из глубин земли добывает, а потому и с людьми водицей делится лишь по капельке. Подставьте туески к источнику, соберите водицу, да выпейте немедля, иначе вода силу потеряет. Собрали братья воду целебную и выпили, не мешкая. Забурлила, заиграла кровь в их жилах, силушка молодецкая возвращаться стала. Обрадовались Ойво и Тойво, и от радости своей с такой силой могучий ствол обняли, что ель задрожала, да и осыпала их иглами. Иглы её железные, да острые изранили их тела, боль нестерпимую причинили. Видит Урхо неразумность сыновей своих, головой качает: – Ойво! Тойво! Вы бы лучше ель-целительницу отблагодарили.

28 Смотрите, как отяжелели её ветви от шишек железных. К земле клонятся, солнца не видят. Снимите с ели шишки. Силу рук своих испытаете, и для ели облегчение будет. Ветви её лёгкими станут и к солнцу поднимутся. Солнце их теплом своим наполнит, ель тепло сбережет и зимой согреет им источник с водой железистой, чтобы он не замёрз и в лёд не превратился. Стали братья шишки с ели снимать. Да не простым дело это оказалось. Чтобы железную шишку от железной ветки оторвать сила нужна, да сноровка кузнеца деревенского. Семь потов потеряли братья, пока шишки снимали. А тем временем шустрая Ловхи подхватила туесок берестяной, да по ели железной на самую верхушку забралась. Протянула свои лапки к луне и давай лунный свет в туесок собирать. Собрала лунный свет, крышечкой туесок закрыла и на землю спустилась. Подивился Урхо такой невидали и спрашивает: – Зачем тебе, Ловхи, лунный свет понадобился? – Не мне этот свет нужен, а сыновьям твоим. Придёт время –узнаешь. Пока братья шишки с ели снимали, луна растаяла, и показались первые лучики утреннего солнца. Увидев рассвет, Ловхи опять по ветвям на макушку ели забирается. Протянула лапки свои к солнцу, лучики в туесок берестяной собрала, крышечкой прикрыла и на землю спустилась. Подивились Ойво с Тойво невидали такой и спрашивают: – Зачем тебе, Ловхи, солнечный свет понадобился? – Не мне этот свет нужен, а вам. Придёт время – узнаете. Сняли братья все шишки с ели, поднялись её ветви к небу. Побежали по ним лучики солнечные. Засветилась ель-целительница, зашумела ветвями могучими: – Прощайте, Ойво и Тойво! Силу я вам большую дала. Она поможет вам молодость утраченную вернуть! Вернулись домой, Хилма на пороге их встречает. Как увидела, что сыновья бойко шагают – заплакала от счастья. Тут шустрая Ловхи к ней

29

30 подбежала, слезу смахнула, достала из передничка совет матушки Ихуолы и тихонько в ухо ей вложила. Выслушала Хилма совет, взяла туески берестяные с лунным да солнечным светом, отнесла в большой сундук, на тяжёлый замок закрыла.

31 Шло время. Трудятся братья, неводы да мережи вяжут. Урхо, как и велела матушка Ихуола, к делу этому не касается, а лишь наставления сыновьям даёт: – Матицу не из пеньки следует вязать, а из верёвок, что из свиной щетины сплетены. Они от воды не гниют и служат долее пеньковых. Сыновья отца слушают, да усердия прибавляют. Такие добрые неводы у них выходить стали, что молва об их умениях по всей округе пошла. Соседи за неводами к ним с поклоном приходят. Не отказывают братья соседям. Плату за работу свою не берут, лишь просят песню спеть. Слушают братья песни и слова песенные в неводы вплетают. Какие слова люди принесут, такой улов невод и подарит. Хилма не нарадуется на умения сыновей своих, у Урхо в душе гордость поселилась, но и сомнения одолевать стали. «Отменными мастерами сыновья становятся. Добрые неводы у них выходят, помощь и польза от них большая. Только как это поможет молодость их вернуть, что на дне Русалкиного залива осталась?» – думает Урхо. А Ловхи тут как тут! Достала совет матушки Ихуолы из кармашка передничка и в ухо ему вложила. Выслушал Урхо совет, смастерил для Ловхи прялочку, да два веретёнца маленьких. Жена его Хилма из сундука туески с солнечным и лунным светом достала, мышке туески отдала. Села Ловхи нити плести. Пальчики у неё маленькие, тоненькие, ловкие. Дивится Хилма проворности Ловхи, а как увидела, что нити выходят тончайшие, лунным, да солнечным светом переливаются – ахнула! Днём вплетает Ловхи в нити солнечный свет, и озаряет яркий свет избу.

RkJQdWJsaXNoZXIy ODE3NTM=