Павел Сысоев. Годовое кольцо

Павел Сысоев Петрозаводск Версо  2018 Годовое кольцо

3 Книга издана при финансовой поддержке Министерства культуры Российской Федерации и техническом содействии Союза российских писателей УДК УДК 821.161.1 ББК 84(2Рос.Кар=411.2)6я44 С 95 ISBN 978-5-91997-292-1 © Сысоев П.Н., 2018 От автора История этой книги началась в феврале 2016 года. На одной из встреч с юными читателями худенькая девочка-подросток задала дежурный вопрос: «А есть ли у вас рассказы о Карелии?» Стихов много, даже целая книга о войне, а о родной земле, чтобы и пейзажи, и география, и эмоции восхищения, нет ни строчки повествования. Уже на следующих встречах я с нескрываемой гордостью делился творческими планами. Вот он, ещё не тронутый холст! За многие годы накопилось столько впечатлений о путешествиях по родным знакомым местам, что рассказы один за другим вылетали из-под пера. Каждый сезон интересен по-своему. Каждое время года на суровой, сдержанной северной земле преподносит свои сюрпризы. Мы часто стремимся навстречу новому и неизведанному, уезжая за сотни и тысячи километров от дома, но что мы знаем о своей земле?.. Кижи, Валаам, Марциальные Воды, Кивач — каждое место стало визитной карточкой Карелии. Но бывали ли вы в Паанаярви, на Водлозерье, в ладожских шхерах, в окрестностях Воттоваары?.. А сколько поэзии и загадки в названиях Малиновая Варакка, Мяндусельга, Золотец, Кузаранда?.. Каждый седой камень стоит нашего внимания и раздумья, каждая сосна, столетье обнимающая корнями голую скалу, каждое светлое око голубых ламбушек и нескончаемых озёр, каждый птичий призыв к новой жизни, каждый цветок, дарующий нам свою недолгую красоту!.. «Сердцем пишет, от души, не походя» — говорят мои друзья. Так бы хотелось и дальше. Найдутся в новой книге и моменты очарования на радость натуралистам, и возгласы удачи в угоду охотникам и рыбакам, и тонкости географии, краеведения и истории, полезные подрастающему поколению. Ни пуха ни пера! Ни хвоста, ни чешуи! Удачи вам!!! Павел Сысоев Сысоев, Павел Николаевич. Годовое кольцо / Павел Сысоев. — Петрозаводск : Версо, 2018. — 175 с. : ил. «Годовое кольцо» — третья книга карельского писателя Павла Сысоева. В сборник вошли рассказы и стихи о путешествиях автора по родной Карелии, личные впечатления о природе и человеке, размышления о быте, культуре и традициях. В каждый сезон леса и озёра выглядят особенно, создавая неповторимые полотна… УДК 821.161.1 ББК 84(2Рос.Кар=411.2)6я44 С 95

4 Зима Выражаю благодарность за вдохновение героям этой книги: - Сысоевой Алине Яковлевне и детям, Георгию и Константину - Сысоеву Николаю Анатольевичу - Сысоевой Валентине Александровне - Обрядину Евгению Владимировичу - Сентябрёву Леониду Николаевичу - Мясникову Валентину Тимофеевичу - Ткаченко Анатолию Николаевичу - Кузьменчуку Виталию Александровичу - Маниеву Анатолию Ивановичу - Вдовиченко Евгению Александровичу - Тарасову Константину Геннадьевичу - Гачкину Роману Юрьевичу - Дзевенису Андрею Борисовичу - Ермакову Сергею Анатольевичу Выражаю признательность за неоценимую профессиональную помощь: - Васильевой Надежде Борисовне - Захарченко Светлане Олеговне Выражаю благодарность за помощь в издании и оформлении книги: - Коваленко Денису Александровичу - Коваленко Нине Николаевне - Зайцеву Дмитрию Львовичу - Зайцевой Ольге Яковлевне - Обрядину Евгению Владимировичу - Давидюку Виктору Валентиновичу - Диденко Роману Евгеньевичу - Машталеру Эрику Евгеньевичу - Дзевенису Андрею Борисовичу - Седову Анатолию Борисовичу - Седовой Наталье Сергеевне - Красной Дарье Евгеньевне - Мирошник Наталье Викторовне - Гачкиной Евгении Петровне - Вдовиченко Евгению Александровичу

6 7 Павел Сысоев Первый лёд на Родюковолампи Мороз становился крепче и крепче. Лужи около дома превратились в заснеженные зеркала. Мелкие снежинки снега, как манная крупа, покрывали чёрную мёрзлую землю. Воздух становился все холоднее, оставляя на стволах деревьев причудливые рисунки. Отец позвонил к вечеру. Звонок был ожидаемым. Уже несколько дней мы изучали прогноз погоды, ждали понижения температуры и, следовательно, перволедья. Первый лед — он достаточно крепкий. Если поморозит несколько ночей, градусов до десяти, то надёжный панцирь покроет многие озера, особенно небольшие ламбушки. Этот лёд прозрачный и прочный, хотя и пробивается одним ударом рыбацкой пешни. Обычно на промёрзшем мелководье до мельчайших подробностей видна вся растительность. Стылая пора, пора первого зимнего сна матушки-природы… Ехать решили на ламбы у бывшей деревеньки Кеняки. В округе несколько водоёмов, на которых летом отменно ловился неплохой окушок. И запомнились не только боровики и подосиновики по берегам Родюковолампи, но и разнокалиберные «полосатики», от мала до велика жадно хватающие червя у берегового свала. Мы выехали рано утром, ещё в густых ночных сумерках. Декабрьский день короткий, и с рассветом нужно быть уже на лунках. Ехали, как обычно, с хрестоматийными отцовскими рассказами о рыбацких чудесах многолетней давности. Как говорится, «таперича — не то, что давеча». — Тормознём на Кончезеро, посмотрим, как ледовая обстановка,— предложил отец. Через несколько километров, перед деревней Царевичи, я свернул на известную автостоянку у озера и подкатил к самому берегу. Заглушил мотор. Накатывающий гул монотонно нарушал тишину

8 Годовое кольцо. Зима 9 Павел Сысоев за стеклом. Умеренный ветер чуть покачивал ветви деревьев. Мы задумчиво переглянулись. — Ты представляешь — ни льдинки,— открыл дверь машины отец после короткого перекура. — Как это? Совсем нет льда? — Иди, сам посмотри… Я нетерпеливо выбежал к кромке воды и ощутил отчётливый разговор прибоя с прибрежными камнями. Глаза быстро привыкли к темноте. По Кончезеру с юго-востока прокатывалась волна, с шипением обдавая снежную порошу по берегам. Удивлению моему не было предела. А как же рассказы моих знакомых о первых уловах со льда?.. — Ну что будем делать? — надувая щёки, спросил отец.— Есть вариант посмотреть ламбы на Гомсельгской развилке. Всё-таки Кончезеро — это водоём, остывает дольше. До развилки на деревню Гомсельга оставалось каких-то десять километров, и возвращаться в город сразу не хотелось. Решили разведать. За Косалмой снега по обочинам и в лесу стало побольше. Болото перед горами Сампо, на котором обычно были большие разливы, стояло во льду. Мы повеселели. Ну как так, выбрались, а рыбалка не состоится?! После отворотки молча ехали около километра. Каждый, наверно, в душе нашёптывал свою рыбацкую молитву. И она нас не подвела. Первая же ламбушка, небольшая и, вероятно, до сих пор остающаяся безымянной, была во льду. В предрассветных сумерках даже маячила тропа и лунка у самого берега — кто-то явно пробовал лёд на прочность и промерял его толщину. Для пущей убедительности подошли к лунке и мы. — Ну, нормально, сантиметров семь-восемь,— заключил отец, опустив руку в чёрную воду. Остаток пути до конечной точки, через Марциальные воды и Спасскую Губу, мы провели в перспективных обсуждениях предстоящего дня. — Если там не пойдёт, рядом же ещё три ламбы, выбирай — не хочу,— подытожили мы, подкатывая к заветной грунтовке. Рассвело, и стало отчётливо понятно, что погода сегодня подкачала. Ветер блуждал порывами между деревьями, поднимал мелкую снежную пыль, а вверху атмосферные вихри гнали рваные тучи по низкому свинцовому небу. Делать нечего — мы резво побежали по натоптанной тропе. Через пару километров, уже пройдя заброшенные и разрушенные дома бывшей деревеньки, не узнали местности — нашему взору предстала огромная вырубка. А пару лет назад, когда мы собирали тут грибы, чернику и бруснику, местность вокруг была почти заповедная. Только чуть-чуть чувствовалась рука человека… На лёд Родюковолампи выходили аккуратно, просверлили по лунке у самого берега. Решили идти вдоль берегового свала, не захватывая середину. Мы настойчиво проверяли место за местом, но скоро стало понятно, что богатый улов не состоится. Я с трудом поймал четырёх окушков, да таких, что и показать стыдно. Летом рыба здесь клевала гораздо крупнее. — Давит на неё, стоит рыба, как ошалелая,— отец разочарованно посвистывал в сторонке, сматывая удочку. Через час мы перешли на ламбу поменьше, что находилась за горкой, но и там нас ждала неудача. Лёд предательски проседал под нашими сапогами, и отец подметил, что летом у берегов много водной растительности — она и мешала застыть поверхности монолитно. Не дождавшись ни единой поклевки, выбрались обратно на дорогу. Летом мы собирали по этим склонам отменные боровики, которые росли почти на каждой ступени в окружении седого мха. А сколько было подосиновиков! Чуть позже, с осенними дождями, полезли волнушки и грузди, и мы забирались за ними на четвереньках под низенькие колючие ёлочки. Царапаешь руки, комаров отгоняешь, но зато корзинка тяжелеет на глазах. Полчаса — и полная! Выбираешься на открытую полянку, распрямишься — как выпорхнет рядом глухарь или тетёрка, лес трещит и душа трясётся… Мы вернулись обратно на развилку лесных грунтовок и решили идти на самую дальнюю из всех ламбушек — ту, что с островком и крутыми берегами. Летом я оборвал там удочку — окунище только голову из воды показал. Следов человека было совсем мало, зато звериные тропы и тропочки пересекали дорожку много раз. Размашистые, петляющие, с остановками и засидками, словно каждая зверушка что-то писала или рисовала на снежной пороше. Спускаясь по склону, мы услышали невдалеке хлопанье крыльев. Тетерев спланировал с высокой береговой сосны к озеру и, изредка подёргивая крыльями, полетел к синему лесу на том берегу. Важно и неторопливо, плавно меняя курс, словно знал, что мы сейчас без ружья и просто любуемся его полётом. Как не залюбоваться такими лирами на хвостовом оперении!

10 Годовое кольцо. Зима 11 Павел Сысоев К обеду мы в решето продырявили коловоротами целый залив. Лёд на этой ламбе был покрепче, и ходили уже без опаски. Но улов наш прибавился десятком небольших окуньков, именно окуньков, потому что клевали только «внучки», никак не желающие позвать на подмогу своих «дедушек». И брали они вяло-вяло, после многочисленных проводок и прочих манипуляций. С превеликим одолжением. Едва наловив на одну маленькую ушицу, решили больше не тратить время. Обратный путь до машины проговорили о памятных рыбалках по первому льду. Ну да, первый лёд — это ведь не один день. Короткий период, но его так любят рыбаки, соскучившиеся по природе и неповторимым ощущениям. Дорога к дому — самая быстрая и короткая. Еще полностью не погас короткий декабрьский денёк, а мы были уже в городе. Расставаясь, отец, как всегда, пошутил: — Ну, рыба закончится, звони!.. И мы с щекотливым ожиданием понимали, что зима только началась. В ботинках по Чогозеру Моя первая зимняя рыбалка с отцом состоялась на Чогозере. Тогда, в свои восемнадцать лет, я был рыбаком, в основном, «летним». Кроме вылазок на дачное озеро, прозванное в народе Лучевым, зимней удочкой на льду я нигде не рыбачил. Но отец ненавязчиво внушал мне — рыбалка зимой не хуже летней, главное преимущество — что комаров нет. Он расписывал свое любимое Чогозеро не раз. То он ходил с учениками в поход, где остатки каши высыпал в лунки и поутру наловил ведро плотвы. То высидел хороших подлещиков на яме. То по весеннему половодью ловил сигов в ручье, соединяющем озеро с Шуей. Название «Чогозеро» не раз встречается на карте Карелии. Наше Чогозеро — рядом с Пряжей, по дороге на знаменитое Киндасово. Ехать от города недалеко, водоём прямо у дороги, да и рыба местная, хоть и некрупная, зато не совсем привередливая. На уху всегда поймаешь. В ту пору у меня ещё не было водительских прав, а отец зимой ездить не любил. Решили ехать на автобусе до Пряжи, а там километра три-четыре пешком. — Одевайся теплее, термос возьми, бутерброды,— как салагу, инструктировал меня отец.— Удочки не забудь… Утром я бежал на автовокзал, как на первое свидание. Что-то подстегивало меня изнутри, что-то ликующее, перехватывающее дух, манящее какими-то радужными переливами. Ни морозец, ни медленно падающий снежок — ничего не пугало. — Мужики ехали как-то на рыбалку,— рассказывал в пути отец.— Тоже автобусом, с предприятия какого-то. На первый лёд, дружно и весело. Отмечать это дело начали сразу, только от города отъехали. Пили так, будто торопились куда-то. В пути одному приспичило, водитель и притормозил у развилки. А рядом было большое заснеженное поле, ровное, в низинке. Пока один нужду справлял, второй, уже заметно «на кочерге», выбежал с коловоротом в поле и начал лунку сверлить. Никто остановить не успел, кричали, махали — а он руками крутит, и из-под ножей земля летит. Мы посмеялись над историей, которую я слышал, в общем-то, не в первый раз. Настроение было хорошим. И тут отец обратил внимание на мои ботинки, зимние ботинки с молнией сбоку. — Ты переодеться взял что-то? — спросил он, видимо понимая, что в шарабане у меня, кроме удочек и термоса с едой, ничего больше нет. — Не-ет,— протянул я.— Ты же сказал — одеться потеплее. Это у меня самые тёплые. — Так дело не в тепле,— посетовал отец.— На льду, скорее всего, вода. Сразу промокнешь. — Ну, там посмотрим,— уклончиво ответил я. В мыслях я представлял себе озеро со льдом, напоминающим белый асфальт, как часто бывало на Лучевом. Сухо, твердо. Ходи себе да ходи. Автобус профырчал на прощание и скрылся за поворотом. Мы торопливо засеменили по наезженной колее, и смёрзшийся снег хрустел в утренних сумерках. Было тихо, чуть подмораживало, но в некоторых местах, где машины, очевидно, слегка увязали, внизу проступала вода. По пути отец рассказал про партизанский аэродром, в годы войны располагавшийся где-то в этих местах. Минуя огромную гору, казалось, что там, наверху, до сих пор в туманной синеве стоит какой-нибудь самолёт с красными звёздами на крыльях.

12 Годовое кольцо. Зима 13 Павел Сысоев При первом же шаге на лёд Чогозера стало понятно, что сверху неплотный наст, а внизу вода со снежной кашей. Отец уверенно шагал вперёд, к перемычке, где было его заветное место. Я послушно ступал след в след, но ботинки мои быстро превратились в два чавкающих болота. Перспектива была удручающая, но выхода не было. Только молчать, молчать и не жаловаться на то, в чём сам виноват. Ни первая, ни вторая, ни последующие лунки не порадовали поклёвкой. Мы приближались к противоположному от дороги берегу и прошли почти четыре километра. Отец мрачно оглядывался по сторонам, что-то прикидывая. В конце концов мы добрались до камыша и нашли небольшой свал. — Ты смотри, сколько дач тут появилось,— вдруг обратил он внимание на самую укромную загубинку. Недалеко от берега, среди кудрявых сосен, вырисовывались крыши домов и сараев. Стало понятно, что небольшому озеру, видимо, достаётся от новых обитателей. — Ух ты, ничего себе,— вырвалось со стороны. Когда я обернулся, отец внимательно рассматривал конец лески. — Ты представляешь, щука откусила блесну,— и он долго ругал зубастую, которая лишила его самой лучшей и уловистой снасти. Больше Чогозеро нас ничем не порадовало. Возвращаться по тому же маршруту мы не захотели. За горкой, километрах в полутора, было еще одно озеро — Шаньгима. Как раз между нашим озером и автобусной остановкой. — Ну что, пойдём? — Пойдём, теперь уже всё равно… Синицы тенькали нам вслед, когда мы шагали по еле заметной тропе. С иголок сосен и ёлок капало, и изредка эти капли попадали на лицо, за ворот, громко щёлкали о шарабан. Вскоре показался просвет, и взору открылся овальный залив, с густыми камышовыми зарослями. Посредине маячил чёрный силуэт человека с каким-то лотком в руках. В тишине слышалось, как булькает и переливается вода. — Мотыля моет,— тихо сказал отец. — Как это — моет? — переспросил я. И мой вездесущий родитель, кстати, учитель географии, поведал мне о целом промысле. Оказывается, личинки одного из видов комаров зиму проводят в воде, зарываясь в донный ил. И личинки эти — всем рыбакам известный мотыль, рубиновый червячок с чёрной головкой. Добытчик черпает со дна ил, тихонько промывает его через специальное сито и выбирает мотыля. Только сегодня почему-то на этого мотыля не реагирует ни одна рыбёшка. Ни одна! Приедешь домой, а мама встретит: на какую такую рыбалку ты ездил!? Двигаясь по озеру, мы заприметили несколько групп рыбаков. — Пряжинские. Пойдём поближе, местные знают, где клюёт,— уверенно сказал отец. Было время, когда мужики с Пряжи ловили на Шаньгиме леща. Как говорится, сколько надо. Да и окунь в озере был неплохой. Соответственно, и щуке было чем поживиться. Но всё это относилось к какому-то доисторическому периоду. До того, как я попал на это озеро. Мы перепробовали глубины у островка, перепады у кромки камыша и окна в самих зарослях. Рыбаки перебегали от лунки к лунке, изредка выдёргивая какую-то мелочь. В моём пакете, среди желтоватой слизи, угадывались несколько ершей и окушков. То же самое было и у отца. Клёва явно не было, но мужики упорно сидели до последнего. Наконец мы выбрались на берег, с трудом развели из подмокшего сухостоя костерок и стали обедать. Живительный горячий чай, густой и сладкий, который бывает только в термосе, был очень кстати. Даже мокрые ноги отошли на второй план. Каждый кусочек еды после многочасового перехода казался манной небесной. — День добрый! — бодро поздоровался отец с шустрым старичком, который вышел с озера на тропу. — И вам того же,— весело отреагировал рыбак. — Как улов? — поинтересовались мы. — Ну, с утра с килограммчик поймал,— прикинул мужичок.— Окушки, в основном мелкие, но есть и крупные. Мы с усмешкой переглянулись. Если всего килограмм, то какие же крупные среди мелких? Те, что в спичечный коробок не влезли? Старичок скрылся из виду, заметно подняв нам настроение. — Ничего, сын, это хороший урок. Ну, не поймали сегодня, так это же не значит, что рыба в озёрах закончилась. Просто не клюёт. Зато в другой раз клевать будет,— успокаивал меня отец, когда мы подходили к автостанции в Пряже. На прощание я оглянулся туда, откуда мы пришли. В сгущающихся сумерках угадывалась низина, в которой располагалась Шаньгима, а дальше, за лесистым бугром, и наше Чогозеро.

14 Годовое кольцо. Зима 15 Павел Сысоев — Завтра же куплю себе рыбацкие сапоги и всё у нас будет! — пообещал я вслух, устраиваясь на холодном кожаном сиденье автобуса. И всю обратную дорогу, в полудрёме, виделся мне неподвижный кивок зимней удочки, замерзающая лунка и сопливый ёрш у мокрого ботинка. Метель на Укшезере Когда работаешь или учишься, выбирать свободное время не приходится. Для каких-то личных дел и поездок остаются только выходные. Вся неделя радует нормальной, стабильной погодой, а на выходных обязательно что-нибудь меняется. Так получилось и на этот раз. Утром, направляясь с отцом на автовокзал, пробирались по заметённым тротуарам. Снег валил косой стеной, с умеренным ветром, такой мелкий, что забивался в каждую щёлочку. Шли и надеялись, что осадки прекратятся. Город был пустынным, спящим под толстым снежным покрывалом. Машины в этот ранний час почти не появлялись. И всё же автобус не отменили. Пару километров до озера, от остановки перед станцией Шуйской, шли в вихре снежинок. Видимость была очень плохая, и Укшезеро за дачным посёлком проступило незаметно. Небо и земля слились в единую белую пелену. Мы уже пожалели, что всё-таки поехали, но теперь упорно двигались вперёд, обижаясь только на себя. Шуйская Чупа осталась позади справа, и по рыбацкому наитию мы шагали в клин между ближайшим островом и противоположным берегом. У основания полуострова Красков Наволок было наше заветное плато, а за перешейком — озеро Сургуба, место тоже неплохое. Отец подкормил лунку на плотву, устроил себе стенку из кирпичиков твёрдого снега и, согнувшись и прижавшись к шарабану, терпеливо ожидал поклёвки. Я отошёл на небольшое расстояние и тоже нахохлился над удочкой, заметаемый бураном. Как ни странно, рыба клевала неплохо. Вперемежку попадались окуни и плотва, достаточно жадно атакуя мотыля. А снег методично укрывал улов, забирался в чёрную лунку, оставляя мокрую белесую кашицу вокруг лески. Ноги затекли, захотелось пройтись, встряхнуть снег, разжать закоченевшие пальцы. Только в движении я заметил, что мизинец на левой руке побелел и ничего не чувствует. После тёплого дыхания и активного растирания появилось неприятное покалывание. Такое, что аж подпрыгивать захотелось, чтобы как-то отвлечься. Добежав до отца, я немного согрелся, учащённо дышал, обдавая паром летящие снежинки. Вокруг лунки затейливым узором, подзаметённые, лежали серебристые плотички и краснопёрые окушки. Отец смахивал с носа набегающие капли, громко шмыгал, не сводя глаз с кивка. — Ничего себе, а у меня поменьше будет,— удивился я. — А вон, садись рядом, там прикормлено, будет клевать не хуже,— махнул он в сторону.— Кофе будешь? Конечно, хотелось горяченького. Я с удовольствием смаковал дымящийся кофе из термоса, повернувшись спиной к ветру. После порции приятного тепла настроение стало гораздо лучше. Присев за шарабан, я терпеливо наблюдал за кивком. Плотва в глухозимье клюёт осторожно, чуть-чуть шевельнёт наживку — и нет мотыля. Мои старания за короткий период были вознаграждены двумя десятками рыбёшек. В азарте ловли я не заметил, как ещё больше побелели и онемели пальцы на левой руке. Вскоре болезненные ощущения стали такими, как ноющая зубная боль. Итогом нашего неудачного на погоду дня стали внушительные по весу пакеты с уловом. Окуней и плотвы было достаточно на уху и на сковородку. Да и до автобуса, которым мы планировали вернуться в город, оставалось около часа. Весь обратный путь я пытался вернуть тепло и чувствительность рукам, понимая, что таких ощущений раньше никогда не испытывал. Наутро, промаявшись ночь, я с тревогой оглядывал белые пузыри на мизинце и безымянном пальце левой руки. И мой родственник, хороший врач, подсказал, что это обычное обморожение, не самое критичное. Как ожог, только от воздействия низких температур. Надо сказать, что после этого случая мы не раз ездили на Укшезеро, но никогда в такой буран не попадали. Как не попадали и во время других зимних путешествий. Где-то через пару недель мы снова поехали на рыбалку, зная, что погода точно не подведёт. Была оттепель, солнце игриво выглядывало через частые прорехи в серых тучах. Ветра почти не было.

16 Годовое кольцо. Зима 17 Павел Сысоев Бодро шагая по льду, переметённому небольшими снежными барханами, мы вспоминали недавние мучения. Пальцы мои ещё заживали, но дело явно шло в лучшую сторону. Мы сразу двинулись через мыс на Сургубу, не останавливаясь на месте предыдущей рыбалки. В лесу устроились попить чаю, скипятив котелок на костре. А после новогодних праздников у меня осталась маленькая петарда, которой решили поднять себе настроение. Побаловались чайком, съели по бутерброду, пальнули кудато между еловых веток — и пошли к лункам. Поймали мы тогда тоже неплохо. Сначала напротив скалы, на глубине, потом у камыша, где помельче. Окунь хапал редко, но налетал с такого разгона, что даже обычная рыбёшка казалась целым китом. «Бук!» — громко гнулся металлический дедовский кивок на моей удочке. Взаглот, надёжно садилась каждая рыба. Плотва тоже клевала охотно, порой с окунёвой решительностью, так что тянешь — и не знаешь, кто там попался на крючок. Около лунки, на вытоптанном пятачке, ворохом скакала моя сверкающая на солнце добыча. В такую погоду надо немного присыпать лунку снегом, чтобы не отпугнуть рыбу ярким светом. Тогда поклёвки становятся чаще и увереннее. И сквозь алмазное ледяное крошево вдруг вспархивает на солнце дрожащая серебром плотва или чёрно-зелёный полосатик-окушок. — Мужик сижка поймал,— прокомментировал отец свой поход до ближайших рыбаков.— Нормальный такой, грамм четыреста, на блесну. Конечно, мы не побежали сразу менять лунки и способ лова, зная, что сиг в Укшезере — рыба редкая. Хотя при знании водоёма и определённом упорстве — дело не безнадёжное. — Я тут слышал, один дед на Онего, у водокачки напротив Московской, поймал сига,— рассказывал от соседней лунки отец.— Ну, понятно, сижка. Дай Бог, грамм двести. Так вот, каждый последующий рассказчик прибавлял что-то от себя. Первый говорит — грамм двести-триста. У второго уже — где-то с полкило. У третьего, понятное дело, стандартный онежский экземпляр грамм на семьсот. То есть когда мне по кругу эта история вернулась от соседа, сиг весил уже прилично за килограмм. Вот они, рыбаки, все такие. В это время кивок резко и глубоко дёрнулся вниз, а пластиковый шестик сухо треснул во время энергичной подсечки. Перехватив руками леску, я почувствовал приятную тяжесть и ритмичные толчки. Сердце, казалось, остановилось и выпрыгнуло из груди, чтобы воочию всё рассмотреть. Леска кольцами ложилась около лунки. Вот подалась вода наверх, и с булькающим шумом из глубины вывернулся толстый «горбач», надутый, почти круглый, наполненный икрой. Он лёг на лёд на красно-жёлтое пузо и устрашающе растопырил жаберные крышки и колючки. — Ого! — позавидовал отец моей удаче. Удочку пришлось заменить, но поимка такого красавца, трофейного экземпляра, того стоила. — Я на той стороне тоже шестик сломал, когда налима зацепил,— вспомнил отец свой случай.— Сидел, блеснил метрах на шести, чуть дальше нашего обычного места, ближе к проливу. Была пара поклёвок, и как-то всё. Уже уходить собирался, и тут — как валенок навис! Ни туда ни сюда! Держал, держал, а потом пошло понемногу. Подвожу к лунке — и дальше опять ни в какую. Вижу губу белую, понимаю, что налим, хороший налим. Ни багорика, ни помощника нет. Мучился-мучился, пыхтел, дёргал — не входит морда в лунку. Встала рыбина поперёк льда — хоть плачь. Обмотал леску вокруг сапога, внатяг, и стал куртку снимать. Потом свитер. Рукав на тельняшке закатал. И рукой в лунку. Хорошо, лёд был не метровый, хватило. Нащупал, где у него рот, жабры, зацепился пальцами подальше — и наверх. Дёргаю, что-то рвётся по ходу дела, но потихоньку тяну. Рука уже задубела — вода-то ледяная. Зато когда я налима вытащил, рад был несказанно. Башка, как у небольшой собаки, а весу — килограммов пять. Какие были котлеты… Когда удача тебе улыбается — и настроение хорошее. День подходил к концу и во всём сложился благополучно. Скоро мы собрали рыбу, смотали удочки и спокойным шагом пошли к остановке. Опыт приходит с годами. Иногда погода сама говорит тебе: сиди дома. Ветром говорит, метелью белой, снегопадом обильным, морозом трескучим. Пошалю, говорит, порезвлюсь на просторе, а как успокоюсь, улягусь — милости просим. Не обижу, не замету да не заморожу. Тогда и обиды ни у кого не будет.

18 Годовое кольцо. Зима 19 Павел Сысоев Удача на Сямозере В январе двухтысячного года мы дружной компанией поехали на Сямозеро. К тому времени мы с Алиной были женаты почти полгода, и мне очень хотелось окунуть её в мир рыбацкого счастья. Понятно, что летом рыбалка совсем другая, тепло, на теле не куча одёжек, и удочку забрасываешь, куда хочешь, а не в маленькую лунку, которую ещё просверлить порой непросто. Поехали мы рано утром на поезде, потому как день январский короткий, в четыре уже темнеет. До станции Иматозеро наперебой обсуждали перспективы дня. Кроме моего отца, с нами поехал Лёня Сентябрёв, мой давний товарищ с лесоустроительного предприятия. Мастер своего дела, заядлый рыбак, щепетильный в выборе места и способа ловли. — Нам от станции до пионерского лагеря чапать километров пять, за час уложимся, дорогу чистят,— рассказывал Лёня.— А там выходим в губу между Кишкойлой и Курмойлой, к ближнему острову. Я постоянно там на плотву нарываюсь, особенно с обеда. Мы с папой в нетерпении поглядывали за окна вагона, а Алина дремала в уголке. Как-то не до предвкушений ей было. Взяли — и хорошо. В предрассветных синеватых сумерках мы высыпали на заснеженный перрон маленькой станции, как оказалось, не одни. Направление это весьма популярное, водоём огромный, рыба водится всякая, от города находится в пределах разумного расстояния. Многочисленные рыбаки, от мала до велика, потянулись к трассе. На автодороге несколько человек отделились и свернули влево. — Куда эти пошли? — поинтересовался я у Лёни. — На Иматозеро, здесь совсем рядом, либо через горку, либо по дороге немного и направо,— ответил наш товарищ.— Я бывал здесь не раз. Сюда часто дедушки ездят, внучков возят. В народе это озеро называют «учебным» водоёмом. Глубина небольшая, станция рядом, рыбка мелковата, но зато результативно. Мы бодро перешли дорогу, по которой то и дело фыркали машины. Рыбаки торопились к своим местам. На развилке синим прямоугольником маячил указатель «Сяргилахта». Но нам надо было преодолеть полпути, до поворота на бывший пионерский лагерь. — А в Иматозере водится карп. Его запустили ещё в эпоху СССР. Так говорят, некоторые экземпляры выросли до тридцати килограмм. Видимо, комфортно ему тут было,— рассказывал по пути Лёня. — Почему было? — поинтересовался отец. — Какой-то лютой зимой замор случился, озеро-то мелководное, так карп стал по ручью скатываться в Сямозеро — деваться ему было некуда. Местные прознали, и саками его черпали, и кололи, и неводами в этом ручье брали. Мешками гребли. А по весне, когда лёд сошёл, много дохлой рыбы по камышам да берегам попадалось. Так что не знаю, осталось ли что-то в самом озере. Я шёл по хрустящей колее и представлял себе огромного золотистого карпа, в полменя, шевелящего короткими усиками. Он высовывался из чёрного ручья и шевелил толстыми губами, то ли дышал, то ли что-то рассказывал о своей рыбьей жизни. Жена энергично шагала рядом, и предвкушение совместной рыбалки развеяло грустные мысли. Зря я, что ли, удочки весь вечер настраивал?! Километра через три мы стали спускаться под горочку. Уже почти рассвело. Впереди показались деревянные перила моста. — А вот и тот ручей, из Иматозера в Сямозеро. Он обычно круглый год не замерзает,— прочертил рукой Сентябрёв. Ручей, действительно, медленно тянул тёмные воды слева направо и только местами, у берегов, был покрыт грязно-жёлтым льдом. Совсем скоро мы свернули вправо. Тропа была натоптана и уходила по сосновому бору в горку. Стало ещё светлее, и мы едва не побежали к озеру. Берег обозначился неожиданно, тропы в лесу расходились, как на сказочной развилке, и мы боялись ошибиться и выйти в стороне. Но Лёнино чутье безошибочно вывело нас прямо к озеру, в загубину с небольшим островом. Идти по льду было хорошо, снег почти сдуло, накануне подморозило, и хрустящий белый наст, как мелованный асфальт, радовал своим удобством. — Вот у того мыска, где камыши заканчиваются, прямо на свале,— определил место Сентябрёв. Конкурентов у нас не было, и наша группка важно рассредоточилась у указанного пятачка. С первых же лунок дело пошло на лад. Окушок, обычно голодный поутру, нечасто, но жадно клевал. То у одного, то у другого рыбака случалась поклёвка, и удочка звучно падала на лёд. — Алиночка, как дела? — попытался подколоть невестку отец. — Клюёт,— совершенно серьёзно отреагировала Алина.— Что думаешь, раз я с вами первый раз поехала, так клевать не будет?! И она ловко перехватила леску, подняв надо льдом трепыхающегося окуня.

RkJQdWJsaXNoZXIy ODE3NTM=